В течение 1905 года на фоне революции периодические издания стали позволять себе материалы, осуждающие действия правительства, что ранее было абсолютно невозможно. Манифест 17 октября, даровавший россиянам, помимо прочего, свободу слова, однако, не отменил цензуру полностью. Сегодня, 24 ноября, Министерство внутренних дел выпустило свод временных правил для периодической печати. Новые правила запрещают публиковать информацию о стачках и забастовках, а также предоставили широкие права полиции на преследование и привлечение к уголовной ответственности тех издателей и владельцев типографий, которые осмеливались печатать без цензуры. По этому поводу предлагаем к прочтению рассказ бывшего старшего инспектора типографии, опубликованный в первом ноябрьском номере «Огонька».
Возобновляя в памяти факты и группируя их для настоящего очерка, я не могу обойти молчанием некоторых эпизодов, которые явно обрисовывают эпоху, показывая воочию, какими пустяками занимались наши бюрократы, претендовавшие на деловитость и государственный ум, в эти печальной памяти восьмидесятые годы. В невинных шутках, анекдотах, карточках им чудилось посягательство на подрывание государственных основ и оскорбление религиозных чувств народа.
Один из государственных мужей постоянно осаждал градоначальника Грессера письмами, от которых даже этот суровый, малообразованный человек, с принципами булочника Мымрецова «тащить и не пущать», приходил в ужас, находя претензии и требования бюрократа нелепыми и вздорными, но, в силу необходимости, вынужден был исполнять его требования, так как первый пользовался большим влиянием. Я помню, как на одном из совещаний инспекторов типографии по поводу заведений печати, происходившем у градоначальника Грессера, генерал получил письмо от упомянутого бюрократа. Не распечатывая конверта, зная от кого он прислан, генерал Грессер воскликнул:
– Опять меня N.N. досаждает своим вздором и нелепыми требованиями. Опять, верно, отыскал что-нибудь кощунственное?
На этот раз генерал был прав. N.N. действительно сообщал, что в окне антикварного магазина Гризар он заметил бутылку с надписью: «Ея же и монаси (монахи – прим.) приемлют». Находя эту надпись кощунственной, оскорбляющей религиозное чувство верующих и могущей служить соблазном для народа, просил генерала об изъятии подобных бутылок из продажи.
Инспекторам типографии, по инициативе того же бюрократа, вменялось в обязанность наблюдать за магазинами картин, чтобы на окнах и витринах не помещались рисунки духовного содержания рядом с жанровыми картинами, а фотографические портреты и карточки Царской Фамилии не стояли рядом с таковыми же портретами литераторов, композиторов и актеров.
В особенности же инспекторам было много хлопот перед Пасхой, когда появлялись в продаже поздравительные карточки с рисунками, получаемые массами из заграницы. Карточки с изображениями зайцев, везущих или несущих корзины с крашеными куриными яйцами, допускались только такие, на которых не было отпечатано слов «Христос Воскресе». Подобные карточки считались кощунственными, оскорбляющими, будто бы, религиозное чувство народа. Слова «Христос Воскресе» могли быть помещены только на цветах или на рисунках духовного содержания. Все торговцы, когда к ним предъявляли подобные требования, справедливо негодовали на правительство, которое свободно пропускало упоминаемые карточки на таможне и запрещало торговать ими в магазинах. А между тем, публика требовала исключительно только карточек с названными словами. Подвергались также запрещению и бонбоньерки, на которых имелись священные изображения. Это тоже считалось кощунством.

Эта открытка была бы пропущена цензорами к распространению / Flickr, Boston Public Library
Бюрократия не стеснялась, не думала о последствиях и не боялась суда истории. Бюрократы думали только о настоящем дне, памятуя пословицу «Après nous le déluge» (фр. После нас хоть потоп). Запрещения печатались и рассылались по типографиям гласно. Вот, образец одного из многочисленных объявлений: «Дефектные листы. Из имеющихся в главном управлении по делам печати сведений видно, что типографии весьма часто небрежно относятся к дефектным листам печатающихся в них изданий, употребляя такие листы на обложки, бандероли и т.п. Так, одна типография употребила дефектный лист со священным изображением на подклейку оборотной стороны обложки календаря. Другою же типографией были употреблены на бандероли для рассылаемого ею журнала цельные дефектные листы, исключенные цензурой из печатавшейся в этой типографии книги, которые подлежали уничтожению. В виде вышеизложенного и по приказанию петербургского градоначальника, сим предлагается содержателям типографий и литографий обращать более тщательное и строгое внимание на употребляемые в дело, остающиеся у них в заведениях, дефектные листы, наблюдая чтобы несоответствующим употреблением таковых не нарушалось требуемого к некоторым изображениям уважения».
Еще имеется и такое распоряжение от 1 мая 1885 года, объявленное заведениям печати: «По приказанию петербургского градоначальника, сим объявляется содержателям типографий и литографий, что печать этикеток для папирос с названиями: “Царь”, “Царица”, “Великий Князь” и т.п. воспрещается». Но не только запрещалось именовать лучшие сорта папирос “князем” или “княгиней”, строго воспрещалось помещать фотографические портреты лиц Царской фамилии на бонбоньерках и коробках, предназначенных для конфет и папирос
Поделиться: