На обломках самовластья

В декабре нынешнего года исполнится восемьдесят лет с того момента, когда в русской истории впервые открыто вылилось стремление некоторой части общества ввести в стране конституционный образ правления по европейскому образцу, мечтавших о создании государственного строя на началах равного взаимоотношения верховной власти и народа. “Дело и отдых” вспоминают события вековой давности, чтобы понять, как декабристы появились и почему у них ничего не получилось.

Вступление на престол Александра I Благословенного создало в России новую атмосферу, благоприятную для развития в просвещенных слоях общества политических идей. Молодой император начал свое царствование знаменательным обещанием править “по законам и по сердцу бабки”. Это удачное выражение, включённое Трощинским в манифест о воцарении Александра, произвело на общество магическое действие. Все объединились в общем радостном ожидании того, что после тяжелых дней правления Павла “воскреснет Екатерина из гроба в прекрасном юноше”. В эти достопамятные дни всеобщего ликования один молодой энтузиаст тайком проник в кабинет государя и положил на царский стол объемистую рукопись. Рукопись заключала в себе горячую политическую исповедь. Крупными и смелыми штрихами здесь была набросана картина тех преобразований, которые должны создать будущее благоденствие России.

В докладе говорилось о том, что “друг людей” Александр укрепит в обществе веру в правосудие, без которой почтенные слова «гражданин», «отечество» — пустые звуки; здесь предсказывался суд присяжных — судьи, избранные из народа, и подчинение суда общественному мнению. Здесь говорилось о необходимости широкого распространения образования среди народных масс. «Не в чертогах только,—говорилось в записке,—замкнутся науки и художества, они будут служить воспитанию всего народа, поднятию его благоденствия, после того, как Александр разрешит узы ума и таланта». Наконец, автор подчеркивал неизбежность и социальной реформы: «Александр обеспечит права человечества в помещичьих крестьянах, введёт у них собственность, поставит пределы их зависимости».

В порыве увлечения автор записки набросал целую программу, которую даже еще не во всей целости пришлось проводить в жизнь нескольким царствованиям. Но в то же время автор этой записки не затронул тех основных вопросов государственного строя, требовавших разрешения, что были поставлены на очередь коронованным главой государства. Императором Александром были выдвинуты вопрос о «правах человека и гражданина» и вытекавших из них необходимых условий для справедливого государственного устройства. В голове императора носились идеи о пересоздании нашего государственного строя в новый республиканский, в котором он, Александр, займет место лишь простого гражданина. Однако эти мечты были только юношескими порывами чистого сердца императора, вызывавшиеся близостью убежденного республиканца учителя, француза Лагарпа.

Надвинувшаяся на Россию гроза отечественной войны отодвинула далеко на задний план все мечты о внутренних реформах, насущной потребностью явилось одоление грозного врага, готового из России создать свое вассальное владение. И ценою прекращения введения задуманных улучшений Россия сохранила свою самостоятельность, целость, с честью вышла из неравной борьбы с “двунадесятью языков”, явившись могучей силой, опрокинувшей все созданное в политическом мире гением Наполеона. Русские, сдав Москву, нашли в себе силы двинуться на защиту неприкосновенности государств Европы. Русские войска прошли из конца в конец всю Европу и завладели Парижем. Это пребывание заграницей оставило по себе значительные последствия, оно сблизило представителей лучшей части нашего общества с далекими до того времени от нас интересами и задачами европейского общества.

Лоск и светское воспитание по европейскому образцу сменились знакомством с освободительными идеями Жан-Жака Руссо, Вольтера, Дидро, Монтескье и других представителей европейской мысли.

Наиболее способные и деятельные офицеры с усилием впитывали идеи гражданственности, свободы, конституционных прав и углублялись с вниманием в жизнь того народа, для усмирения которого они пришли, с далекого востока. У многих родилась мысль о возможности передать родной стране лучшие из увиденных особенностей государственного строя. Видя в чужих краях повсеместное распространение просвещения, народное богатство, точное исполнение законов, они желали видеть и свое отечество в столь же цветущем состоянии. Но, возвратившись после трехлетней кампании на родину, они увидели что Россия относительно своего гражданского положения “явила, по показанию Поджио, еще большие черты своего изнеможения”. Сожжение Москвы, убытки дворянства и купечества, полное разорение крестьян, утративших все свое движимое имущество, усилия всех сословий к охранению народной чести, — все это казалось достаточным поводом к обращению внимания правительства на улучшение всех отраслей гражданского управления. Просвещенные офицеры давали друг другу слово, что они все сделают к тому, чтобы приобщить и Россию к плодам цивилизации. По словам Сергея Трубецкого, офицерство не хотело ограничиваться славою военных подвигов, но пожелало оказать свое усердие и любовь к отечеству не одним исполнением возложенных на них службой обязанностей, но и посвящением всех средств и способностей к содействию общему благу во всех его видах.

Особое внимание привлекало к себе крепостное право, положение крестьян, которое, по замечанию академика Дубровина, “было по истине ужасно”. Освобождение крестьян было признано в передовых кружках молодежи неотложно нужным. Крестьяне находились под полным произволом, и часто обращение помещиков с ними  было самое невозможное. “Поведение русских дворян в этом отношении,— говорил в последствии на допросе декабрист Александр Бестужев, — ужасно. Негры на плантациях счастливее многих помещичьих крестьян; продавать в розницу семьи, похитить невинность, развратить жен крестьян считалось ни во что и делалось явно. Не говорю уже о барщине и оброках, но есть изверги, которые раздают борзых щенков для прокормления грудью крестьянок. К счастью человечества, примеры такие не часты, но к стыду его существуют”. Особенно возмущало передовое общество то обстоятельство, что император Александр, вознаградив все сословия за участие в борьбе и изгнании врагов отечества, забыл крестьян. По отношению последних в манифесте было сказано, что они получат “мзду свою от Бога”.

Вообще тогдашнее состояние России было далеко не идеально. И вот для борьбы с темными сторонами действительности стали образовываться тайные общества. Собиравшиеся в разных местах члены обществ имели одну печаль и один предмет разговора. Они говорили о тягости налогов, об излишестве войск, о военных поселениях, о разорительных для России иностранных займах, сделанных без существенной нужды; говорили о систематической медлительности правительства в удовлетворении претензий частных лиц, о множестве чиновников, о скудости их жалования, результатом чего являются взятки и поборы с без того обессиленного народа, о самовластии вельмож и о необходимости создать новые условия государственной жизни, которые положили бы предел (конец) всем происходящим беспорядкам. Порицая единогласно меры правительства, они рассуждали, что каждый, принеся пользу отечеству в военное время, не должен оставаться бесполезным и в мирное, что содействующий государю в трудах военных, должен помогать ему и в мирных подвигах; что деятельность частного человека ничтожна, но, действуя сообща, можно принести много пользы государю и отечеству. Пестель (один из главных деятелей декабрьского восстания) говорил, что “обязанность каждого благомыслящего человека образовывать себя на пользу отечества, страдающего от злоупотреблений и стараться искоренить их”. Дело скоро перешло от действия в указанном направлении отдельных лиц к учреждению общества в тех же самых видах: общество учреждалось для искоренения злоупотреблений, для борьбы с неправдой, и цели его считались совпадающими с целями правительства, так что в будущем предполагалось заявить о существовании общества и ходатайствовать о его утверждении. “Правительство занято важнейшими видами, а кто мешает нам жертвовать своими средствами и способностями улучшить все вокруг себя постепенным и скромным образом? Когда же деятельность общества получит более правильный вид и будет о чем сказать правительству, тогда скажем правительству и будем искать открытого покровительства на дальнейшие действия, предъявим о том, что уже сделано”. Так мечтали организаторы общества в начале его зарождения. Кто же из молодых людей, истинно любящих свое отечество, мог не согласиться с такой программой действий и мог отказаться принять участие в обществе. Поэтому общество наполнялось людьми самыми честными, скорбившими о злоупотреблениях и беспорядках в России и искренно желавших исправления существующего порядка.

Но и помимо этого общества, не задававшегося изменением самого строя, улучшить порядки государственной жизни России, в армии возникли общества, которые задались целью создать в России конституционную, ограниченную народной думой, монархию. Император Александр знал о существовании этих обществ, но не принимал против них мер потому что, даже впав в мистицизм, он никак не мог отрешиться от светлых идей юности.

В 1815 году юношеские намерения государя отказаться от престола и сделаться частным человеком снова овладели его помыслами. Но уже эти мечты стали иметь иное от прежних направление. Император уже не мечтал о пересоздании у нас государственного строя в форму республиканского правления, но хотел лишь только сам уклониться от тяготивших его забот государственного управления. Непосредственным результатом подобных вновь воскресших стремлений явилась откровенная беседа императора Александра с великим князем Николаем Павловичем, касавшаяся престолонаследия. Государь объяснил своему брату, что он смотрит на него как на своего наследника, и что это должно случиться еще при его жизни. Затем государь пояснил великому князю, что второй брат великий князь Константин Павлович намерен отказаться от своих прав на престол в пользу его — Николая Павловича.

14-го января 1822 года великий князь Константин Павлович в официальном письме к государю отрекся от прав своих на престол в пользу великого князя Николая. В следующем году 16-го августа император Александр решил окончательно определить порядок престолонаследия и поручил составить манифест московскому архиепископу Филарету, который назначил наследником престола великого князя Николая. Манифест предположено было сохранить в Успенском соборе в запечатанном конверте, в последствии копии с этого манифеста были посланы в Государственный Совет, Сенат и Синод опять же в секретных конвертах, на которых рукой государя было написано: “Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия”. Что же касается великого князя Николая Павловича, то он наравне с цесаревичем Константином Павловичем ничего не знал о последних распоряжениях императора Александра; государь считал совершенно лишним посвятить двух заинтересованных в этом деле лиц в тайну подписанного им важного манифеста.

В 1824 году государю доложено было, что число тайных обществ в войсках все увеличивается. Государь стал мрачен, но решительных мер никаких не принял, хотя знал всех деятелей, организовавших тайные общества в войсках. В сентябре следующего года Государь отправился в Таганрог. Перед отъездом Александр, беседуя не один раз с великим князем Николаем Павловичем, не коснулся ни единым словом вопроса о престолонаследии. Точно также государь оставил великого князя в полном неведении относительно сделанных им в последнее время все новых и новых раскрытых тайных обществ. За несколько недель до путешествия государь принимал и выслушивал донесение по этим делам от унтер-офицера 3-го Украинского уланского полка Шервуда. Донесения выяснили императору новый характер возникших в армии тайных обществ; последние уже не ограничивали свою деятельность восстановлением нарушенной справедливости, а ставили своей задачей ограничение самодержавного строя народным представительством

(Продолжение следует)