11231926034_b1d80bd2f3_o

Ненависть к России

Николай Могилянский об украинском сепаратизме

29 1920

Грядущая Россия,  

Совет рабочих и солдатских депутатов (СРСД) в Петрограде еще раньше президента Вильсона создал сакраментальную формулу: «самоопределение народов». Кто учтет, сколько крови и слез человеческих пролито в Центральной Европе, в том числе в Юго-Западной России, во имя этого самоопределения, превратившегося в самоистребление? Специально по украинскому вопросу СРСД вынес резолюцию, где прямо говорилось, что Украина может вовсе отделиться, если она того пожелает. Войска Муравьева были двинуты на Киев под тем предлогом, что Центральная Украинская Рада состоит из генералов и помещиков, хотя это была заведомая ложь, ибо ни одного генерала или помещика в этой Раде не было, а вся она сплошь состояла из двух фракций социалистов-националистов: социалистов-революционеров и социал-демократов украинцев. Кроме проф. М.С. Грушевского там не было сколько-нибудь известных общественных деятелей. Все это почти сплошь была молодежь, часто еще недоучившаяся, и во всяком случае это были личности мало кому известные, и наскоро выбранные на произвольной территории, без всяких гарантий выборного производства. Товарищем М.С. Грушевского по президиуму в ЦР был юноша Шраг, не многим более 20-летнего возраста, председатель совета министров Голубович — студент 5-го курса медицинского факультета, преемник А.Я. Шульгина (лет 27), на посту министра иностранных дел был студент филолог 2 курса, лет 20, и т.д.

И вот, когда говорят: Украина пожелала отделиться от России — это нужно понимать в том смысле, что зеленая, по большей части, украинская молодежь, руководимая проф. М.С. Грушевским, без всякого политического опыта и зрелой политической мысли, пользуясь растерянностью власти в Петрограде, вырвала у Временного Правительства, угрозой раскрыть немцам фронт, неясной формы автономию с 5 комиссарами, а затем объявила полную независимость, когда у власти в России оказались несомненные разрушители в лице Ленина, Троцкого и Ко.

И нужно сказать, что в сепаратизме от большевизма нельзя видеть ничего, по существу, преступного, с точки зрения русской государственности. Таково, например, происхождение кавказских республик, не питавших раньше пришествия большевиков никаких сепаратистских тенденций. Иное дело украинцы — интеллигенты. В некоторых слоях их идея сепаратизма сливалась с идеей развития Украины, украинского национализма и патриотизма.

И что бы они ни утверждали — никогда идея сепаратизма не проявлялась в народных массах. Это я утверждаю совершенно определенно и на основании знакомства с деревней и на основании опроса многих крестьян в Черниговской, Полтавской, Киевской губерний. Обыкновенно, на вопрос о том, довольны ли они украинизацией, вам ответят со скептической улыбкой: «На що нам цее» («Зачем нам это»).

Итак, сепаратизм — явление интеллигентское, продукт незрелой политической мысли, имеющий успех скорее среди полукультурной массы городского служилого люда в земстве, городском управлении, государственных и кредитных учреждениях, частных конторах и отчасти свободных профессиях, отчасти даже военной среде. Приехав в Киев и прожив в котле украинского движения несколько месяцев, я убедился в огромном росте и успехе украинофильства с сепаратистскими тенденциями в этой среде. Как и почему украинская интеллигенция стала сепаратистской? На какой почве выросла определенная ненависть к России? Старая это и очень грустная история! Не претендуя исчерпать этот огромный вопрос, я хочу остановиться лишь на основных исходных чертах и моментах его.

Когда украинские националисты, в доказательство необходимости создания из Украины отдельного государственного целого, ссылаются на антропологические измерения и на лингвистические особенности, то аргументы их нельзя признать особенно вескими. Следуя их аргументации пришлось бы из Франции сделать добрых три-четыре государства, имея ввиду, например, что бретонцы и по антропологическому типу, и по языку больше отличаются от французов северных департаментов и от провансальцев, и от оверньятов, чем украинцы от великороссов и белоруссов. Но общая историческая судьба, а, главное, общность культуры, не мешает всем, и оверньятам, и провансальцам, и французам северных департаментов, и бретонцам быть добрыми французами и патриотами, любящими общее отечество Францию. То же справедливо и по отношению к Англии и Германии. Везде мы видим тот общий факт, что нации Европы — продукт этнической смеси. Швейцария еще лучшее доказательство, как люди, даже принадлежащие к таким нациям-антагонистам, как немцы и французы, мирно уживаются под кровлей одного Bundesrath’а. Не в антропологических различиях великоросса и малорусса, по существу, ничтожных, не в лингвистических особенностях украинского языка лежит причина украинского сепаратизма, а в чем-то другом. И это другое — бессмысленная политика централизма, давившая все, унификаторская затея центральной власти, не знавшая удержу в своем стремлении все и вся уравнять в бесправии и подчинении неограниченному никакой логикой произволу.

Украйна или Малороссия — эта колыбель русской государственности Киевского периода, силою исторических судеб оторванная надолго от общей с центральной и северной Россией истории, жила под большим влиянием Западной Европы через Литву и Польшу, чем Россия, придавленная татарским игом. Воссоединенная с Россией в 1654 году по Переяславскому договору, она вместе прожила 250 лет и дорогой ценой заплатила за эту унию, как путь к большему национальному росту и сохранению национальной и религиозной свободы и независимости. Когда подписывалась Переяславская уния, гетман всея Украйны Богдан Хмельницкий был человек европейского склада и уровня, говоривший на французском и турецком языках, т.е. на языкх дипломатии своего времени.

А тишайший царь Алексей еле подписывал свое имя. Верхи лишь отражали положение просвещения и культуры в низах. Малороссия того времени была почти поголовно грамотно страной; путешественники отмечают трогательное стремление духовенства на Украйне к просвещению народных масс.

Духовные стихи и произведения светской музы воспитанников Киево-Могилянской Академии быстро проникают в деревню и становятся достоянием народных масс. Великороссия же того времени недалеко ушла от картин, образно нарисованных Олеарием и Флетчером. Что же мы видим в начале XX века? «Украинцы занимают по числу грамотных самое последнее место в ряду народов Европейской России» (А.А. Русов. Украинский народ в его прошлом и настоящем. СПб, 1916). Открыть школу с преподаванием на украинском языке считалось государственным преступлением. Свободные казаки превратились в крепостных крестьян, освободившихся из рабства едва 60 лет тому назад. И если, как показали новые исследования из истории крестьян левобережной Малороссии В.А. Мякотина, не одна Москва была повинна в историческом ходе закрепощения крестьянства на Украине, то все же факт превращения свободных людей в крепостных рабов под эгидой русской государственности не подлежит никакому сомнению. У Герцена рассказаны кажущиеся анекдотическими случаи раздачи свободных казаков в крепостную зависимость придворным шутам и скоморохам: «Одержимая ненасытимой нимфоманией, она свободными казаками платила за свои Египетские ночи», — говорит он об Императрице Екатерине II. Но драма духа была еще впереди.

Можно, конечно, без конца спорить о том, существует или нет Украина, термин, известный уже в летописи, можно отрицать существование малороссов, можно еще больше потратить слов, доказывая, что никакого особого украинского языка не существует, а есть малорусское или южно-русское наречие русского языка, но если мы вовсе оставим в стороне все спорное, то бесспорным все же останется факт существования в южной России особой этнической группы, как бы мы ее ни называли, украинской или малорусской, с ей свойственной суммой признаков антропологических, этнографических и лингвистических, группы весьма значительной по числу индивидуумов к ней принадлежащих, имеющей уже значительно изученные территориальное распространение.

Продолжение следует