Континентальные отношения

Чисто обывательское представление о внешней политике Соединенных Штатов сводится к двум словам: теория Монро. Теория Монро заключается в проведении яркой демаркационной черты между политиками двух континентов: Евразия не должна вмешиваться в американские дела, а Америка никогда не примет никакого участия в делах Старого Света. Такая точка зрения имеет некоторое подтверждение и в самом послании знаменитого президента Монро: «Наша политика по отношению к Европе, – говорится в этом послании, – была установлена еще ранее войн, ныне свирепствующих, но остается и теперь неизменной, а именно: мы не желаем вмешиваться во внутренние дела никакой из европейских держав». «Но, – продолжал президент, – в виде естественного вывода – невозможно, чтобы союзные державы распространили свою политическую систему на какую-либо часть нашего континента, ибо это повредило бы нашему миру и благополучию».

Возникает, следовательно, вполне естественный вопрос: выступление президента Вильсона – не оставляет ли отказа от теории Монро? Все самые лучшие наши представления о великой заатлантической республике оказались бы скомканными и испорченными, если бы вы пришли к убеждению, что основная линия политического поведения, проводившаяся всем американским народом в течение девяноста с лишним лет, – была сломана выступлением президента Вильсона. Нам нужно, следовательно, дать ответ на вопрос: отказалась Америка от теории Монро или нет?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно внимательно проанализировать то замечательное послание, с которым президент Вильсон обратился к сенату 20 марта текущего года. «Мы, – говорит в нем президент Вильсон, – не имеем никаких споров с германским народом; мы относимся к германскому народу с дружбой и симпатией. А между тем мы должны начать с Германией войну». Объясняется это так: «Когда германское правительство начало войну, оно не спросило мнения народа; народ в объявлении этой войны не участвовал; война Германии должна быть поставлена на одну доску с теми международными столкновениями, которые велись в старые, несчастные времена во имя интересов династии и маленьких групп честолюбцев, употреблявших своих сограждан в качестве орудий и шахматных фигур». Эта война есть война завоевательная. «Планы для нее моли быть с успехом разработаны лишь в тайне кабинетов, лишь в таком государстве, где сограждане не имеют возможности открыто ставить вопросы». Германия осуществляет теперь хитро выдуманные планы обмана и нападения; такие планы создаются из поколения в поколение и могут развиваться лишь в тайниках дворов, лишь в среде узко-ограниченного класса высокопривилегированных людей. Именно потому, что эта война имеет династический и узко-классовый наступательный характер, Соединенные Штаты должны «поднять перчатку» и выступить против  «естественного врага великой свободы». «Мы должны сражаться за окончательный мир всего земного шара и за освобождение всех народов, включая в это число и немецкий; мы должны сражаться за права больших и малых наций, за право каждого человека на самоопределение; только этим путем мир может быть подготовлен к повсеместному царству демократии, и демократия создаст мир на прочных основах свойственной ей свободы».

Уже из этих немногих, истинным освободительным энтузиазмом дышащих слов, можно усмотреть, как широко ставит свои задачи президент Вильсон в теперешней войною Без всякого колебания он бросает вызов германскому империализму от имени демократии всего мира, не исключая и германской.

Противоречит ли такая позиция теории Монро?

Отнюдь нет. Противоречие имеется только кажущееся. Мы увидим, что в 1823 г. американский президент говорил совершенно то же самое, что и в 1917 г. «Покуда европейские державы сражаются из-за вопросов, касающихся их одних, – говорил президент Монро, – мы не будем участвовать в этих международных столкновениях. Но если наши права будут нарушены или если они будут подвергаться серьезной опасности, мы прибегнем к самозащите». И далее идут слова, которые находятся в точном соответствии с посланием президента Вильсона: «Политическая система союзных держав (т.е. в то время, Пруссия, Австрии и России) принципиально отличается от политической системы Америки. Мы поэтому нарушили бы долг искренности, если бы мы открыто не заявили европейским державам, что всякая с их стороны попытка распространить существующую у них политическую систему на наше полушарие будет представлять собой опасность для нашего мира и благополучия».

Обыкновенно на эти слова обращали недостаточно внимания. Но теперь, они оказываются почти пророческими. Что такое представляла собой политическая система Австрии, Пруссии и России в 1823 году? Это было так называемый священный союз, т.е. союз взаимного страхования трех северных монархов против всяких революционных вспышек. Священный союз был ультраконсервативным, реакционным, антидемократическим, полицейским. Президент Монро тогда же заявлял, что попытка распространить эти противоречащие свободе принципы на американский континент встретит энергичный отпор Соединенных Штатов.

В данный момент международная реакция воплощена германским императором и его австрийским сообщником. Сила этого союза  настолько велика, что она начала угрожать свободам даже Америки. В точном совпадении с заветами президента Монро, г. Вудро Вильсон поднял перчатку, брошенную ему центральными империями; как было сказано в 1823 году, он защищает демократические идеи от политической системы, господствующей в Пруссии